Есть обида — она разнится в оттенках и силе, она возникает вследствие произнесённых кем-то слов или в силу мыслей, гнетущих человека. Но как называется то неудобное, до конца не воплотившееся чувство, которое возникает в моменты, когда рядом смеются, но не говорят о причине смеха, или…

Никто не ищет отношений. Все хотят влюбиться. Все эти «ищу такую», «нужен такой», «только серьёзные отношения», указанные в анкетах дейтинговых сервисов есть ни что иное как косноязычие и кисель в голове пишущего. Люди хотят любви, а не бурды, сокрытой в неточном определении «отношения». Мы испытываем…

1. Бали — это безвременье, это массовый лалаленд; это сбывшийся фильм о лете и беспечности, который ты смотрел подростком. В нём все красивы, молоды и никто не страдает от быта и окружающей среды: встать в шесть, трястись в метро, слушать вопль начальника, переживать зиму —…

Допустим где-то через три, А может, через десять, Весной, когда в садах раскинется миндаль, Мы повстречаемся и, снова — С ума сошествие, И боль от недостачи, От невозможности Тобою Полноценно Обладать. 

Мы живём в мире непознанного. Нас окружают деревья, названий которых мы не знаем, люди, мысли которых нам недоступны, события, в реальности которых мы не можем быть уверены до конца, потому что всякий раз явления внешнего мира проходят через жернова чувств и эмоций, и мы не…

Где-то далеко ты шагаешь по снегу, Утопая по щиколотки, скользя по льду. В феврале не бывает рассветов, Петропавловской крест упирается в мглу. В то же время, но только на юге: Пальмы, ветер, морская вода. Память тела короче чем лето, Лето в прошлом — его хороню.

Нам всё время обещают прозрения. Нас не оставляют в покое: слоганами баннеров, возгласами в соцсетях и обложками книг призывают меняться, преодолевать себя, соблазняют безупречной версией тех нас, что маячит в обозримой дали — протяни руку и коснёшься её. И мы не спорим, не требуем доказательств,…

Ты не предел, и не моё начало. Мы всё закончили, паром уходит в пять. У каждого осталось много боли, И мало общего, ну что ж — И море тоже может обмельчать. Пошла неделя. Первая, другая, Под солнцем южным легче забывать, Но не прощать. Хотя зачем…

И снова ночь. И снова мрак. Я не могу спокойно спать: Терзает крик красноголовых — Клокочет петушиных рать. Серпом луна взрезает темень, В крестец вонзается спираль. Бессонница ползёт на гребень, Обрушивая мыслей вал.

Утром слушала Стравинского — «Фейерверк» 1908 года, после которого Дягилев и Фокин заинтересовались молодым композитором и пригласили его написать музыку для балета. Последний через два года прогремит на сцене парижского театра Гранд-Опера под названием «Жар-птица» и упрочит славу русского танца, воплотив в себе безумие, сладострастие…

Здравствуй, ты. Снова и всегда ты, здравствуй. Замечал ли ты, что все наши встречи — давние и вчерашние, длительные и совсем короткие — на три глотка обжигающего кофе, всегда продиктованы случайным стечением обстоятельств? И эти случайности — с их парящей легкостью и изяществом, далеко не…

“Confirmation's easier, when you don't think so much about it”, Westerman. Как же в иную минуту жизни недостаёт, чтобы эта строчка рефреном зазвучала в мыслях и отвлекла от неустанного пережёвывания противоречий, сложившихся представлений о себе и связях с людьми, пинг-понговой игры в «да» и «нет»,…

Когда мы решаемся на важный для нас шаг — тот, что внутренне считаем поворотным, судьбоносным (названия варьируются в зависимости от аффектации говорящего, его склонности к патетике), мир вокруг безмолвствует. Литавры не звучат, никто не бьёт воинственно в барабаны и никакая таинственная сила — ветром ли,…

Существует два рода близости. Первая основывается на душевном сходстве, на интеллектуальных совпадениях, на родстве мироощущений. Вторая сформирована привычкой, разделёнными вместе досугом, впечатлениями, etc. Эти крючки неглубоко входят под кожу и без боли извлекаются наружу, делая уход человека из нашей жизни незаметным, лёгким; по сути своей…

Российская попса — это почти всегда сеанс кровохаркания, к которому исполнитель принуждает ни в чём не повинного слушателя. Это уже не ново. Но слабая вокальная техника, невразумительные тексты и примитивные мелодии у нас обычно окупается одним, или сразу тремя, «С»: сексом, скандалом, свежестью, смешанных в…

Спасаюсь в кофейне от октябрьской прохлады, которая совсем уже по-собачьи вцепилась в лодыжки и ледяной своей пастью цапает и громко лязгает челюстью. Цежу флэт уайт. Наискось сидит юноша в шапочке а’ля français, с септумом, пушистыми ресницами, полными губами, обложенный книгами по искусству и рулонами бумаги.

Флаги подняли. Сегодня штормит. Сижу у окна. Воздух жарок. Томит. Ветер валит на берег волну за волной, Но сверху однажды прикажут: «Постой!» Гром грянет в последний, Придёт тишина, В плоть острова серпом вонзится луна. По камням, по скалам, Сминая траву, Потревожив кизила листву, Я, раскинувши…

В знойный южный полдень сложно отыскать занятие более мучительное, чем чтение картасаровской «Игры в классики». Мысль — влажная, отяжелевшая, неповоротливая, взбирается на очередной уступ, но срывается, катится вниз и падает на опалённые камни, где её пригвождает лень. И сквозь эту лень — в калейдоскопе жара,…

В жару человек стремительно глупеет. Или же так: ленивый и разморенный солнцем, он устаёт притворяться и, подобно викторианской даме, распустившей корсет после развесёлого бала, весело, без антимоний, отдаётся зною и блажи. На днях с удовольствием наблюдала как мужчина закапывал девушку в песок (звучит как начало…

Когда-то под тобой и мной Земля волчком крутилась, помнишь? И с треском, скрежетом, со стоном Ломались мачты кораблей, Влекомых волнами на мель. Теперь ни кораблей, ни океанов: Разбился бриг — не счесть потерь, Команда ночью разбежалась, А кто остался — тех на рей.