Я никогда не понимала публичной скорби. Я никогда не принимала участия в этом повальном драматическом плаче, что обращают люди к певцу, писателю, актёру, другой публичной личности, рано и внезапно для поклонника ушедшей из жизни. Любимая песня, книга, строка из стихотворения — для меня это всегда…

Рассказ о том, как молодая советская власть вмешивалась во все сферы жизни, почему в 20-е годы хоронить по старинке стало «немодно» и как Корней Чуковский в новогодние праздники ездил в крематорий. Есть занятная штучка столетней давности. Анатолий Мариенгоф — поэт, мемуарист, видный московский денди, отец-основатель…

И вдруг ему стало тошно при мысли, что снова нужно что-то делать, узнавать человека, погружаться в его космос, мириться со странностями, сносить дурной нрав и вновь переживать страх оказаться нелюбимым. Опять будут одни и те же вопросы, ожидание ответов с бьющимся где-то в горле сердцем,…

Иногда развлекаюсь чтением новостей на «Медузе». Воистину в вегетарианские времена живём. Столетие назад анархисты и эсеры швыряли бомбами в Великих князей, губернаторов и служащих Охранного отделения. Действовали нагло, быстро, на глазах у публики и средь белого дня. Теперь же недовольные режимом люди скромно выходят на…

Существует версия, что Сталин смотрел мхатовскую постановку «Дни Турбиных» пятнадцать, а то и двадцать раз. Трактовать столь сильный интерес вождя к ностальгическому произведению писателя, бывшего человеком абсолютно несоветской выделки и фактуры, можно до бесконечности. Я тоже не поленилась, включила машину воображения и нашла свой, привлекательный,…

Иногда я мечтаю, что всю эту пошлость, вакханалию дурновкусия и физической разнузданности, разорвало. Разнесло на куски. Чтобы, как Римскую империю, целиком потонувшую в разврате (войнах и экономических бедах), привычный нам мир смело с лица земли, а человек снова учился возделывать землю и развлекался наблюдением за…

Дым от папирос тяжело поднимался к потолку и толстыми кольцами обхватывал люстры. В этом сизом сумраке, сквозь который неясными контурами проступает лицо собеседника, К., дрожащей рукой, безуспешно пытался поймать за кисть М. Пока губы произносят междометия, сращивают их в слова, в тягучие, как карамель, предложения,…

Физически не могу сидеть дома по вечерам. Сигареты, кофе, случайные знакомые. Придумываю поводы, и даже самый ничтожный сгодится, чтобы сбежать на четыре лестничных пролёта вниз, дальше по бульвару, вниз по улицам, мимо яблонь и вишен, чёрт-знает-куда, только бы не в четырёх стенах и наедине с…

Как же это неестественно — есть. Что-то закидывать внутрь себя через отверстие на лице, внутри которого тридцать два маленьких молоточка перемолят зелёные и жёлтые витамины в кашу, чтобы дать человеку энергии или повергнуть в отупевшее состояние сытости, которое он выворотит наружу опухшим животом и отрыжкой.

И вот его охватила ненасытная жажда любви. Он задыхался от невысказанной нежности, писал письма женщинам, бывшим в его жизни, трясся над воспоминаниями, изводил себя мечтаниями, и пока катила тёплая апрельская ночь, а в венах тек бурбон, метался по кровати и переживал тысячу эротических историй со…

Некоторые вещи невозможно не делать. Попробуйте-ка споткнуться и не исторгнуть из себя негодующего звука. Не припомню, чтобы я встречала человека, который споткнулся, и сделал это молча. Также получается и с удушением определенного сорта мыслей. Тех, что заставляют морщиться, придумывать логические лазейки и просто замалчивать внутренний…

Сидя в кафе, уловила обрывки разговора за соседним столиком. Зеленоглазая барышня, с прыткостью воробья, который заприметил хлебные крошки и спешит их собрать, рассуждала о толерантности в отношении однополых пар. Мол, у нас в обществе, среди «обычных» людей, которые вилладжей и афиш не читают, она очень…

Обедаю. Смотрю документальный фильм про Сталина. Досуг нарушает звонок в дверь. Из домофонной трубки несёт вкрадчивый голос: «Здравствуйте. У вас будет минутка? Мы размышляем над искупительной жертвой Христа». Минутки у меня не нашлось, дверь не открыла. Резкое словцо также удержала, оно не сорвалось с языка.

Нет ничего надёжнее цифр. Люди могут забыть слова. Случится строительство второй Вавилонской башни, люди снова утратят общность языка, но цифры останутся цифрами. Один, два, три, пятьдесят, восемьдесят три, тысяча двести сорок. Стройная и непрерывная гармония чисел. Цифры — это международный язык. Цифры — это спасительный…

А назавтра из всех подъездов, из всех серых, окаменевших за зиму пространств, ринулась весна — персиковая, доверчивая, девственная, спешащая обнять весь мир и отдать саму себя каждому встречному, только чтобы наверняка, глубоко, напропалую и как будто в последний раз. И вся эта сокрушительная красота, ощущение…