Айседора

«Пока есть я, смерти нет, а когда придет она, не будет меня».

Осенним днём 1927 года, в Ницце, американка средних лет, известная в Европе как «танцующая босоножка», (та самая, что под звуки «Интернационала» в исступленном танце металась по сцене Большого театра, и которую любил «желтоволосый с голубыми глазами» поэт) собралась на прогулку в спортивном автомобиле Amilcar CGSS.

В те времена автомобили с открытым верхом были устроены на страх и риск своих обладателей: колёса мало чем отличались от велосипедных, как правило на гоночные модели не ставили крылья, и, ничем не прикрытые от внешнего мира, спицы свободно крутились внутри своей окружности.

Танцовщица с изяществом забралась внутрь, захлопнула дверь, и широким жестом отбросила алый шарф, охватывающий её гибкую шею, и красиво струившийся по ровному позвоночнику к двум ложбинкам внизу спины. Мотор взревел, запахло бензином, ветер весело взметнул концы шарфа и медленно опустил их на землю. Машина резко дернулась с места, концы шали попали в спицы заднего колеса и плотно натянулись. Раздался неприятный хрустящий звук. Хрупкие кости сломались и голова бессильно свесилась вниз. Так погибла Айседора Дункан. Танцовщица, муза, звезда больного и страшного XX века.

Из нагромождений неожиданных событий, которые люди не в силах предсказать и потому называют случайными, складываются прихотливые узоры и фигуры. Груз осознания, что от меня ничего не зависит и я двигаюсь по квадратам жизни в хаотичном ритме, а булгаковский Воланд был чертовски прав, заметив, что «человек внезапно смертен», предупреждающе шмякнулся мне на затылок.

Как-то я взяла такси и поехала привычным маршрутом вдоль Фонтанки к Невскому. Шумливая вода с гвалтом обрушивалась на гранит, автомобили надоедливо гудели в пробке, и смысл езды на машине стремительно утрачивал остроту. Подкараулив, когда ряды машин плотно сомкнутся, я быстро попрощалась с водителем, схватила рюкзак и выскочила на улицу.

Вот в эту-то самую минуту и пришел момент, который приобрел для меня характер почти мистический. Преисполненный роковой случайности. После таких мгновений сам себе начинаешь казаться канатоходцем, которому удалось найти нужную точку, чтобы, застыв над пропастью, не упасть и дойти до конца.

Также, как и в 1927 году, только уже не шею Айседоры Дункан, а мою, крепким узлом стягивал шарф. По воле случая или моей беспечности, оказавшись запертым внутри машины, он плотно натянулся, когда я быстро выскочила на улицу. Если бы только водитель быстрее нажал на газ, шарф мгновенно прекратился в удавку, сдавив несколькими узлами мою шею и переломов даже самые маленькие косточки и хрящики. И уже не было бы ни этих мыслей, ни ощущений, ни всего, что я люблю; да и того, кто мог бы все это любить на свете бы уже не было.

Роковое «если бы да кабы». Стремительно несущиеся вперед потоки случайностей. Иллюзорное ощущение безопасности.