Читала на днях «Дьяволиаду» Михаила Булгакова. Гул турбин, стюардессы разносят по салону воду, а я вместе с делопроизводителем Коротковым бегаю по учреждениям с абаракадабристыми названиями вроде Начканцуправделснаб и Спимат. Внимательный читатель увидит, что в повесть 1924 года автор вложил замыслы, которые расширятся и получат более…
Нам свойственно желать и надеяться, что живущее в фантазиях однажды претворится в действительность: обрастёт плотью, напитается кровью и выйдет за пределы выдуманного, став таким же состоявшимся фактом бытия как всё, чем обладает человек. Острые желания, которые не сбываются, но вечно манят издали, приводят к фрустрации…
Отдавайте чувству всего себя: без остатка, остервенело, жадно. Не осторожничайте. Не останавливайтесь, ибо всё однажды закончится и вы не почувствуете ни былого жара в груди, ни нетерпения, свойственного страсти, ни сладкой дрожи от долгожданной встречи. Однажды вы скажете, что у вас «обстоятельства», нужно на работу.
Человек гораздо смелее обрывал связи, если бы не воображение с его неверно настроенной линзой, которая всегда либо умаляет ужас грядущего, либо преувеличивает его. И так как мы никогда не сможем представить до махонькой чёрточки своих будущих ощущений и настроений, мы медлим, вновь и вновь пытаясь…
Посмотрела комедию с Марго Робби о зазеркальном мире Барбилэнда и снова подумала о кризисе массового кино. И дело, конечно, не столько в идеях, которые транслируют с экрана и вызывают у зрителя отторжение или принятие. Идея — явление, во многом действующее на уровне ощущений: мы «ловим»…