Московский этюд

by

Я сегодня побывала в столичной гуще. Увидела расфранченных девиц у Большого и их потуги на камеру для очередного магазина в инстаграме, деловой костюмный люд с папками под мышкой около городской Думы, праздношатающихся по Александровскому саду, существ с прозрачными от затяжной зимы лицами, юношей в плену служебной формы, сжимающих в руке то поводок с овчаркой, то пулемёт, мужчин с бесстрастными лицами и упавшими плечами, женщин с зажатыми бёдрами и походкой вразвалку. И всё это под цветущими яблоневыми деревьями, во цвете оранжевых тюльпанов, под тяжёлыми ветками белой сирени.

Я цепляюсь взглядом за эти яркие точки и чувствую, что меня перестал очаровывать город. Не прислониться ни к чему, не почувствовать трепета. Зачем он нужен, как себя в нём вести? Искусственное место, в котором без слияния с массой нет чувства безопасности и обоснованности пребывания именно здесь, а не где-то ещё.

Сильно же меня за последние несколько лет разъело океанской солью — вымыла волна поэтический восторг перед бульварами, извивами переулков и архитектурными грандиозами. Я перестала осязать тонкую нить, связующую Москву начала XX столетия с веком нашим. Раньше видела Бунина, Савву Морозова, шпиков из Охранки, купцов и извозчиков, заснеженные сани и снежинки на мехе шубки, навощённый паркет и электрический свет в окнах на балу у Свентицких, зернистую икру и ледяное шампанское в чайных и трактирах, поэтические диспуты в институтах, Мариенгофа и Есенина, бродящих по бульварам… А теперь из города будто даже призраки сбежали.

Одна отрада — псевдоигрушечные церкви с белёными стенами. Не из религиозного чувства, а из эстетики и экзотичности: домики причта, монастырские подворья, старообрядческие храмы и пирамидки часовен образуют трещину во времени и в эту лазейку ещё хочется нырнуть, в ней ещё есть загадочное и непознанное. А город всё. Возня и пыль.