Великая любовь

Если в юности человек искал великой любви, но ему так и не довелось ее испытать, сияющий образ неизведанных чувств никуда не исчезает, продолжая жить в образе мечты, исподволь тревожа и неявно напоминая о себе.

Затем герой взрослеет и встречает девушку — миленькую, с бледным лицом, пахнущую жасмином и кофе, и предлагает ей жить вместе. От великой любви здесь нет ничего, но с какой-то поразительной естественностью она переезжает в его квартиру, не нарушая привычек и устоявшегося расписания, и он понимает, что с ней ему лучше, чем без нее.

Идут годы. Бессобытийные, приятные в своей простоте, но в унисон спокойствию, за экраном этого лишенного романтических терзаний фона, есть другая жизнь. Она заявляет о себе в яркие весенние дни, когда воздух почти звенит от свежести, талый снег обнажает забытые за зиму пространства, и хочется плакать и страдать неизвестно почему и по кому.

В дни, подобные этому, герой чувствует в себе сладкую и мучительную тягу свалиться в пропасть любви, которая заставляет метаться в постели, дрожать от желания и страсти, превращает душу в поверхность ожога. О такой любви пишут романисты, бессердечно играя неокрепшими душами экзальтированных читателей, забывая напомнить после главы «Конец», что человек едва ли способен остаться невредимым после такого пожара.

Но наш герой прошел выучку любви по книгам. И желая убедить в своей готовности к страданиям и потере свободы того, кто рассыпает по миру великолепные случайности, он с тревогой вглядывается в лица девушек и со значением смотрит на них в кофейнях, взывая к судьбе, которая теперь-то не должна промахнуться. Но озаренные мартовским солнцем девушки инстинктивно держатся подальше, зная, что нет ничего хуже любви, вдохновленной не человеком, а идеей: она падает гирей на того, кто случайно оказался в радиусе поражения и походит на прекрасную сонату, сыгранную неумелой рукой.

Что делает любовь великой? Драма. Без препятствий и их преодолений нет и великой любви, а есть просто «союз»: они познакомились, влюбились, поженились, все. «Счастье лишено грандиозных эффектов», — говаривал Фаулз.

Испытания приближают любовь к статусу великой, но по-настоящему вознестись к онтологическим небесам ей помогает разрыв. То есть в этом контексте любовь необязательно (а пожалуй даже наоборот) должна вести к воссоединению двух людей. Удивительно, но об этом свидетельствует само устройство нашей речи: говорить о великом без того, чтобы не споткнуться на полуслове, получается только в прошедшем времени: «я никогда и никого я не желала так страстно», «наша связь походила на взрыв», «я сходил по ней с ума», «она была нужна мне как воздух» (разумеется, если человек вообще находит в себе силы говорить о чувствах такими словами).

Впрочем, люди часто испытывают лингвистические сложности: нам не свойственно использовать слова вроде «гений», «великий» в отношении тех, кто еще не испустил дух. Обычно канонизация случается позже, когда почтение можно питать без опасений, что объект восторгов допустит оплошность и придется низвергать его с пьедестала.

Но почему именно расставание утверждает любовь в статусе великой? Допускаю мысль, что человек внутренне не способен долго выдерживать на плечах груз такой ответственности, не превратив великое в комичное. Или обычное. Поэтому в иных случаях единственная возможность сохранить рассудок и любовь — сделать из чувств предмет истории, часть прошлого, которое никогда не станет настоящим.

Как вы уже должно быть поняли, великая любовь — это драматические чувства, это сложные отношения между двумя людьми, это конфликт без возможности мирного разрешения. О таких связях рассказывают красивые и грустные истории, мечутся по постели, тоскуя от безысходной нежности, десятки раз кричат «я так больше не могу!», вместе с тем понимая, что если бы не так, то ничего бы не было вообще.

Разумеется, это про взаимное мучительство и боль (а как иначе, когда все чувства обнажены), но также о нежности, радости и максимальном проникновении в мир другого человека; это про моменты, когда дух перехватывает, и, как бы по-книжному ни звучало, нет никого и ничего, только полное растворение, кубарем с горы и головой в пропасть — лазоревую, нежную, теплую, где волны с шипением нахлынут на песок и покажется, что никогда уже не будет так полно и сильно как сейчас.

Великая любовь не приспособлена к жизни. К великой любви мало приспособлен человек. Психологи могли бы назвать описанные мной чувства невротическими. Прагматики — наивностью. Но как их ни называй, когда земля уходит из-под ног, меньше всего думаешь о том, почему гравитация перестала работать, doesn't it?