Всякого человека можно сломать. Нужно только знать как. Необходимо нащупать ту самую струну, а сила давления значения не имеет. Лёгким щелчком ломается то, что казалось прочным, монолитным: «и лёгкий пух сбивает с ног», как пелось в любимой песне.
И самое страшное в ломании хребта о колено даже не в том, что ты узнаёшь о другом человеке нечто секретное, подспудное, запускаешь в это грязные руки (о, чужие руки в таких случаях всегда грязны) и приносишь вред. Самое страшное — непреднамеренность, случайность. Случайно оброненное слово, сделанный вывод, поступок в стиле «не подумал». Именно эта невольность ранит глубже чем самый изощрённый и по шагам продуманный план — в нём, как ни парадоксально, видна «забота» о человеке: «злоумышленник» учитывает предпочтения, характер, прошлое, опыт взаимодействия, он с трогательным вниманием следит за выражением лица и словами своего визави. Враг иногда бывает более чутким чем друг.
Но когда рука проворачивает нож без умысла — это всегда двойная потеря. Сначала идёт боль от удара, а затем вскрывается первый слой: как же возможно ненароком сделать больно, когда мы близки и, следовательно, ты всегда точнее и с большей нежностью подберёшь слова, ведь ты знаешь меня лучше прочих?
Мы существуем в поле слов и интерпретаций, и мы никогда не будем поняты до конца. Мысль изречённая уже есть ложь. Но в отношениях близких людей неминуемо появляется соблазн считать, что существует взаимопонимание высшего порядка, при котором ты не только понимаешь образ мыслей другого, но и умеешь передвигаться по полю сконструированных им интерпретаций.
Быть близкими — значит иметь представление о том, как устроено мировосприятие другого человека; как он не только видит мир, но и описывает его и, что самое важное ,— какими словами.
Структуралисты в этом деле одновременно продвинулись в понимании человека, но и вместе с тем показали, что тотальное взаимопонимание — штука пока что почти недостижимая. Возможно, нам помогут технологии (на них сейчас можно любую ответственность переложить), но, может быть, стоит наконец смиренно согласиться, что между двумя людьми, проведи они хоть пятьдесят лет наедине на обособленном от социума острове, невозможно полное понимание.