Где-то далеко ты шагаешь по снегу, Утопая по щиколотки, скользя по льду. В феврале не бывает рассветов, Петропавловской крест упирается в мглу. В то же время, но только на юге: Пальмы, ветер, морская вода. Память тела короче чем лето, Лето в прошлом — его хороню.
Нам всё время обещают прозрения. Нас не оставляют в покое: слоганами баннеров, возгласами в соцсетях и обложками книг призывают меняться, преодолевать себя, соблазняют безупречной версией тех нас, что маячит в обозримой дали — протяни руку и коснёшься её. И мы не спорим, не требуем доказательств,…
Ты не предел, и не моё начало. Мы всё закончили, паром уходит в пять. У каждого осталось много боли, И мало общего, ну что ж — И море тоже может обмельчать. Пошла неделя. Первая, другая, Под солнцем южным легче забывать, Но не прощать. Хотя зачем…
И снова ночь. И снова мрак. Я не могу спокойно спать: Терзает крик красноголовых — Клокочет петушиных рать. Серпом луна взрезает темень, В крестец вонзается спираль. Бессонница ползёт на гребень, Обрушивая мыслей вал.
Утром слушала Стравинского — «Фейерверк» 1908 года, после которого Дягилев и Фокин заинтересовались молодым композитором и пригласили его написать музыку для балета. Последний через два года прогремит на сцене парижского театра Гранд-Опера под названием «Жар-птица» и упрочит славу русского танца, воплотив в себе безумие, сладострастие…