We’ll meet again...

Существует два рода близости. Первая основывается на душевном сходстве, на интеллектуальных совпадениях, на родстве мироощущений. Вторая сформирована привычкой, разделёнными вместе досугом, впечатлениями, etc. Эти крючки неглубоко входят под кожу и без боли извлекаются наружу, делая уход человека из нашей жизни незаметным, лёгким; по сути своей такие люди остаются чуждыми нам, несмотря на пережитое и прочувствованное вместе: так без грусти меняются декорации и провожаются взглядами статисты, место которых непременно займут следующие.

Но когда уходят люди, близость с которыми была беспрерывным взаимопроникновением и расширением внутреннего пространства, мир оглушённо замолкает, а вместе с ним глохнешь ты, безуспешно пытаясь обрести прежнее богатство звуков и шумов.

Впрочем, разве по-настоящему близкие уходят по-настоящему, разве может глубокая связь когда-нибудь прерваться?

Когда я думаю о расставаниях в таком ключе, я слышу отзвуки песни британской певицы Веры Линн с её непреклонным и жизнеутверждающим лейтмотивом «We’ll meet again», который обещает непременную будущую встречу, несмотря ни на что, невзирая ни на какие противодействия.

Я поддаюсь этому треклятому идеализму, я говорю ему: «Качай, качай меня на своих волнах, качай, пока не придёт отвлекающая от грусти тошнота», но знаю, что сколько ни увеличивай громкость в наушниках, пусть даже «Meet again» оглушительно загрохочет на весь город, пусть ею в унисон грохнут оркестры на всех сценах мира, некоторые встречи несбыточны, невозобновляемы, они безраздельно принадлежат прошлому.

И чтобы совсем не спятить, ты говоришь себе: «Крепкие связи не рушатся, они живут без продолжения, без продления, без встреч!» И, покуда льёт дождь, Вера Лине поёт песню, а в комнате — тепло и спокойно, ты проникаешься иллюзорным умиротворением и стараешься представить близость такого калибра, которой не нужны ни свидания, ни подтверждения, ни доказательства. Близость высшего порядка. Безусловная.