Нам всё время обещают прозрения. Нас не оставляют в покое: слоганами баннеров, возгласами в соцсетях и обложками книг призывают меняться, преодолевать себя, соблазняют безупречной версией тех нас, что маячит в обозримой дали — протяни руку и коснёшься её.
И мы не спорим, не требуем доказательств, ибо уверены в своей изначальной несостоятельности, в текущей непригодности. Похудей/поправься, стань мягче/стань злее, работай над своим мозгом/отпусти себя и плыви в потоке. Делай всё, но только не будь таким, каков ты есть сейчас.
Человек живёт под гнётом своего мнимого несовершенства с того момента как в культуре появилась идея греха. Впрочем, даже если бы она не возникла тогда, её непременно придумали сейчас — маркетологам не за что было бы зацепиться, чтобы поймать нас.
Нас накрепко пригвоздило к понятию несовершенства, мы застряли в этой идее как муха в сгущённом молоке, и чем больше шевелим лапками, тем глубже застреваем в липкой массе.
И самое грустное (грустное как всякая безысходность) что мы никогда не изменимся настолько, чтобы безоговорочно себе понравиться. Всегда останется разрыв между «Я» и манящим совершенством, заключённым в представлении о себе, хотя иногда этот разрыв и бывает искусно скрыт от глаз.
Все диеты и тренинги мира неспособны выкорчевать без остатка того маленького человека, что сидит в самом уверенном и спесивом из нас: копни чуть глубже и обнаруживаются страх, недовольство, тоска по идеалу.