Петербург. Морозное утро находится в средней своей фазе: стрелки подбираются к отметке «час», завтракать уже поздно, а сил вставать — ещё меньше. Но я уже давно брожу по улицам и удивляюсь всему окружающему. Ирреальный мир, который я несколько дней кряду наблюдала исключительно из окон квартиры или машины, получает подтверждение своей материальности. Звуки, не приглушенные стеклом, обретают резкость и чёткость, люди, оказывается, имеют лица (это не просто едва различимые пятна вдали, а упрямо поджатые рты, красные носы и черт-знает-какого-цвета-глаза, смотрящие неотрывно под ноги), а льдистый асфальт, ещё вчера казавшийся хрустальным, на поверку оказывается оцарапанным и огрубевшим.
Около двери в подъезд стоят два мальчика лет десяти. Куртки синие, рожи хитрые, улыбка от уха до уха. Один другому говорит заговорщически, захлёбываясь от восторга и подпрыгивая на одной ноге:
— Я полизал, я полизал!
Второй, с не меньшим энтузиазмом:
— Я тоже, бежим скорее!
Всего лишь дверная ручка, а сколько радости.